Неточные совпадения
— Да моя теория та: война, с одной стороны, есть такое
животное, жестокое и ужасное дело, что ни один человек, не говорю уже христианин, не может лично взять на свою ответственность
начало войны, а может только правительство, которое призвано к этому и приводится к войне неизбежно. С другой стороны, и по науке и по здравому смыслу, в государственных делах, в особенности в деле воины, граждане отрекаются от своей личной воли.
— Э! да ты, я вижу, Аркадий Николаевич, понимаешь любовь, как все новейшие молодые люди: цып, цып, цып, курочка, а как только курочка
начинает приближаться, давай бог ноги! Я не таков. Но довольно об этом. Чему помочь нельзя, о том и говорить стыдно. — Он повернулся на бок. — Эге! вон молодец муравей тащит полумертвую муху. Тащи ее, брат, тащи! Не смотри на то, что она упирается, пользуйся тем, что ты, в качестве
животного, имеешь право не признавать чувства сострадания, не то что наш брат, самоломанный!
— Жили тесно, — продолжал Тагильский не спеша и как бы равнодушно. — Я неоднократно видел… так сказать, взрывы страсти двух
животных. На дворе, в большой пристройке к трактиру, помещались подлые девки. В двенадцать лет я
начал онанировать, одна из девиц поймала меня на этом и обучила предпочитать нормальную половую жизнь…
Тогда все люди казались ему евангельскими гробами, полными праха и костей. Бабушкина старческая красота, то есть красота ее характера, склада ума, старых цельных нравов, доброты и проч.,
начала бледнеть. Кое-где мелькнет в глаза неразумное упорство, кое-где эгоизм; феодальные замашки ее казались ему
животным тиранством, и в минуты уныния он не хотел даже извинить ее ни веком, ни воспитанием.
Она страшна людям; большие
животные бегут от нее; а ей самой страшен цыпленок: он, завидев стоножку, бежит к ней,
начинает клевать и съедает всю, оставляя одни ноги.
Животных любите: им Бог дал
начало мысли и радость безмятежную.
Возвращаясь же в комнату,
начинал обыкновенно чем-нибудь развлекать и утешать своего дорогого мальчика, рассказывал ему сказки, смешные анекдоты или представлял из себя разных смешных людей, которых ему удавалось встречать, даже подражал
животным, как они смешно воют или кричат.
Росомаха — шкодливое
животное: забравшись в амбары, она
начинает с остервенением рвать все, что ей попадется на глаза.
Вечером солон убил белку. Он снял с нее шкурку, затем насадил ее на вертел и стал жарить, для чего палочку воткнул в землю около огня. Потом он взял беличий желудок и положил его на угли. Когда он зарумянился, солон с аппетитом стал есть его содержимое. Стрелки
начали плеваться, но это мало смущало солона. Он сказал, что белка —
животное чистое, что она ест только орехи да грибки, и предлагал отведать этого лакомого блюда. Все отказались…
Бедное
животное оскалило зубы и
начало задыхаться.
Убитое
животное сделало еще несколько конвульсивных движений и
начало грызть землю. В это время центр тяжести переместился, оно медленно подалось вперед и грузно свалилось к ногам охотника.
Вода в протоках кое-где
начала замерзать. Вмерзшая в лед рыба должна остаться здесь на всю зиму. Весной, как только солнышко пригреет землю, она вместе со льдом будет вынесена в море, и там уничтожением ее займутся уже морские
животные.
В лесу попадалось много следов пятнистых оленей. Вскоре мы увидели и самих
животных. Их было три: самец, самка и теленок. Казаки стреляли, но промахнулись, чему я был несказанно рад, так как продовольствия у нас было вдоволь, а время пантовки [Охота за оленями в
начале лета ради добычи пантов.] давно уже миновало.
Говоря это, он прицелился и выстрелил в одну из свиней. С ревом подпрыгнуло раненное насмерть
животное, кинулось было к лесу; но тут же ткнулось мордой в землю и
начало барахтаться. Испуганные выстрелом птицы с криком поднялись на воздух и, в свою очередь, испугали рыбу, которая, как сумасшедшая, взад и вперед
начала носиться по протоке.
В верхней части река Сандагоу слагается из 2 рек — Малой Сандагоу, имеющей истоки у Тазовской горы, и Большой Сандагоу, берущей
начало там же, где и Эрлдагоу (приток Вай-Фудзина). Мы вышли на вторую речку почти в самых ее истоках. Пройдя по ней 2–3 км, мы остановились на ночлег около ямы с водою на краю размытой террасы. Ночью снова была тревога. Опять какое-то
животное приближалось к биваку. Собаки страшно беспокоились. Загурский 2 раза стрелял в воздух и отогнал зверя.
В слоях находил иногда остатки
животных, в морях живущих, находил остатки растений и заключать мог, что слоистое расположение земли
начало свое имеет в наплавном положении вод и что воды, переселяяся из одного края земного шара к другому, давали земле тот вид, какой она в недрах своих представляет.
Заключал, может быть, из того, что поверхность сия земная не из чего иного составлена, как из тления
животных и прозябений, что плодородие ее, сила питательная и возобновительная,
начало свое имеет в неразрушимых и первенственных частях всяческого бытия, которые, не переменяя своего существа, переменяют вид только свой, из сложения случайного рождающийся.
В это время подошла лодка, и мы принялись разгружать ее. Затем стрелки и казаки
начали устраивать бивак, ставить палатки и разделывать зверей, а я пошел экскурсировать по окрестностям. Солнце уже готовилось уйти на покой. День близился к концу и до сумерек уже недалеко. По обе стороны речки было множество лосиных следов, больших и малых, из чего я заключил, что
животные эти приходили сюда и в одиночку, и по несколько голов сразу.
Нужно сказать, что все время, как приехал барин, от господского дома не отходила густая толпа, запрудившая всю улицу. Одни уходили и сейчас же заменялись другими. К вечеру эта толпа увеличивалась и
начинала походить на громадное шевелившееся
животное. Вместе с темнотой увеличивалась и смелость.
Полина велела подать хлеба и
начала смело, из своих рук, кормить сердитых
животных.
— Надеюсь, это не дурно: лучше, чем выскочить из колеи, бухнуть в ров, как ты теперь, и не уметь встать на ноги. Пар! пар! да пар-то, вот видишь, делает человеку честь. В этой выдумке присутствует
начало, которое нас с тобой делает людьми, а умереть с горя может и
животное. Были примеры, что собаки умирали на могиле господ своих или задыхались от радости после долгой разлуки. Что ж это за заслуга? А ты думал: ты особое существо, высшего разряда, необыкновенный человек…
Для покорения христианству диких народов, которые нас не трогают и на угнетение которых мы ничем не вызваны, мы, вместо того чтобы прежде всего оставить их в покое, а в случае необходимости или желания сближения с ними воздействовать на них только христианским к ним отношением, христианским учением, доказанным истинными христианскими делами терпения, смирения, воздержания, чистоты, братства, любви, мы, вместо этого,
начинаем с того, что, устраивая среди них новые рынки для нашей торговли, имеющие целью одну нашу выгоду, захватываем их землю, т. е. грабим их, продаем им вино, табак, опиум, т. е. развращаем их и устанавливаем среди них наши порядки, обучаем их насилию и всем приемам его, т. е. следованию одному
животному закону борьбы, ниже которого не может спуститься человек, делаем всё то, что нужно для того, чтобы скрыть от них всё, что есть в нас христианского.
Для
начала встреча вышла недурная. Знаменитый Андрей Иваныч, не умевший зажечь лампы, проявлял настоящий талант вьючного
животного. Эта чета повторяла с небольшими вариациями моих первых квартирных хозяев.
Порфир Порфирыч, конечно, был тут же и предлагал свои услуги Брагину: взять да увезти Феню и обвенчаться убегом. Этому мудреному человеку никак не могли растолковать, что Феня лежит больная, и он только хлопал глазами, как зачумленное
животное. Иногда Гордея Евстратыча
начинало мучить самое злое настроение, особенно когда он вспоминал, что о его неудачном сватовстве теперь галдит весь Белоглинский завод и, наверно, радуются эти Савины и Колобовы, которые не хотят его признать законным церковным старостой.
Позвольте доложить вам, —
начал я, — с"вьюношами"надо всегда говорить почтительно, — я вам, милостивый государь, удивляюсь; вы занимаетесь естественными науками — и до сих пор не обратили внимания на тот факт, что все плотоядные и хищные
животные, звери, птицы, все те, кому нужно отправляться на добычу, трудиться над доставлением живой пищи и себе, и своим детям… а вы ведь человека причисляете к разряду подобных
животных?"–"
Какие роковые, дьявольские причины помешали вашей жизни развернуться полным весенним цветом, отчего вы, не успев
начать жить, поторопились сбросить с себя образ и подобие божие и превратились в трусливое
животное, которое лает и этим лаем пугает других оттого, что само боится?
Я
начал было слушать с большим участием анатомию, и покуда резали живых и мертвых
животных, ходил на лекции очень охотно.
По-видимому, и вообще он не был склонен к разговорчивости, и молчал не только с людьми, но и с
животными: молча поил лошадь, молча запрягал ее, медленно и лениво двигаясь вокруг нее маленькими, неуверенными шажками, а когда лошадь, недовольная молчанием,
начинала капризничать и заигрывать, молча бил ее кнутовищем.
Нет, лучше бежать. Но вопрос: куда бежать? Желал бы я быть «птичкой вольной», как говорит Катерина в «Грозе» у Островского, да ведь Грацианов, того гляди, и канарейку слопает! А кроме как «птички вольной», у меня и воображения не хватает, кем бы другим быть пожелать. Ежели конем степным, так Грацианов заарканит и
начнет под верх муштровать. Ежели буй-туром, так Грацианов будет для бифштексов воспитывать. Но, что всего замечательнее,
животным еще все-таки вообразить себя можно, но человеком — никогда!
Так сказал Соломону Бог, и по слову его познал царь составление мира и действие стихий, постиг
начало, конец и середину времен, проник в тайну вечного волнообразного и кругового возвращения событий; у астрономов Библоса, Акры, Саргона, Борсиппы и Ниневии научился он следить за изменением расположения звезд и за годовыми кругами. Знал он также естество всех
животных и угадывал чувства зверей, понимал происхождение и направление ветров, различные свойства растений и силу целебных трав.
Скажу, что я сегодня прочел „Кумушек“ Шекспира, и
начну их бранить; скажу, что Шекспир скотина,
животное, — Шаховской взбесится и посмешит нас своими выходками и бормотаньем.
Всякий намек на сентиментальность, всякое проявление порядочности: жалость к обижаемому мальчику, сострадание к истязуемому
животному, участие к больному преподавателю — в какой бы форме эти чувства ни выразились — он встречал их таким градом сквернословия, что виновный невольно
начинал стыдиться своего хорошего движения.
Одно из проявлений парадоксальности моей натуры: я очень люблю детей, совсем маленьких детей, когда они только что
начинают лепетать и бывают похожи на всех маленьких
животных: щенят, котят и змеенышей.
Свои упражнения с
животным он
начал тогда, когда оно было еще молочным теленком.
Мы напомним здесь читателям только положение, давно известное из сравнительной анатомии, — что в непрерывной градации
животных,
начиная от самых низших организмов и кончая человеком, количество мозга находится в прямом отношении с умственными способностями.
— Не то важно, что Анна умерла от родов, а то, что все эти Анны, Мавры, Пелагеи с раннего утра до потемок гнут спины, болеют от непосильного труда, всю жизнь дрожат за голодных и больных детей, всю жизнь боятся смерти и болезней, всю жизнь лечатся, рано блекнут, рано старятся и умирают в грязи и в вони; их дети, подрастая,
начинают ту же музыку, и так проходят сот-ни лет, и миллиарды людей живут хуже
животных — только ради куска хлеба, испытывая постоянный страх.
Девочка вовсе не испугана. Она только немножко поражена громадной величиной
животного. Зато нянька, шестнадцатилетняя Поля,
начинает визжать от страха.
— «Аще ли какой человек обещается идти в той град Китеж, и неложно от усердия своего поститися
начнет, и пóйдет во град, и обещается тако: аще гладом умрети, аще ины страхи претерпети, аще и смертию умрети, не изыти из него, и такового человека приведет Господь силою своею в невидимый град Китеж и узрит он той град не гаданием, но смертныма очима, и спасет Бог того человека, и стопы его изочтены и записаны ангелами Господними в книзе
животней».
Уже много лет тому назад люди
начали понимать несогласие наказания с высшими свойствами души человека и стали придумывать разные учения, посредством которых можно бы было оправдать это низшее,
животное влечение.
Отречение от
животного блага ради духовного есть последствие изменения сознания, то есть человек, признававший себя прежде только
животным,
начинает признавать себя духовным существом. Если это изменение сознания совершилось, то то, что представлялось прежде лишением, страданием, представляется уже не лишением и страданием, а только естественным предпочтением лучшего худшему.
Сказать, что я не могу воздержаться от дурного дела, всё равно что сказать, что я не человек, а
животное. Люди часто говорят это, но сколько бы они ни говорили это, они в душе своей знают, что, пока они живы, они могут перестать делать дурное и
начать делать доброе.
Человеку, пока он живет
животной жизнью, кажется, что если он отделен от других людей, то это так и надо и не может быть иначе. Но как только человек
начнет жить духовно, так ему становится странно, непонятно, даже больно, зачем он отделен от других людей, и он старается соединиться с ними. А соединяет людей только любовь.
Свой приговор Господь
начал со змея, причем первая его часть (3:14) относится к
животному, осквернившему себя наитием зла, вторая же к змею духовному, дьяволу, которому все-таки не удалось изменить предназначение Божье о человеке и мире: женственность, только что павшая в лице Евы, восстанет из своего падения в лице Той, Кто воспевается как «падшего Адама восстание и слез Евиных избавление».
Наиболее существенное значение при жертвенном убиении
животного получает пролитие его крови, составляющей жизненное
начало (по Моисею, в крови душа
животных [Напр.: «Душа тела в крови» (Лев. 17:11...
Начинает гений, а продолжает и кончает идиот и
животное.
Это значит, что не только в отношении к людям, но и к
животным, к растениям и даже к вещам должно утверждать вечное онтологическое
начало.
Я чувствую, как этот запах щекочет мое небо, ноздри, как он постепенно овладевает всем моим телом… Трактир, отец, белая вывеска, мои рукава — все пахнет этим запахом, пахнет до того сильно, что я
начинаю жевать. Я жую и делаю глотки, словно и в самом деле в моем рту лежит кусок морского
животного…
Я морщусь, но… но зачем же зубы мои
начинают жевать?
Животное мерзко, отвратительно, страшно, но я ем его, ем с жадностью, боясь разгадать его вкус и запах. Одно
животное съедено, а я уже вижу блестящие глаза другого, третьего… Я ем и этих… Наконец ем салфетку, тарелку, калоши отца, белую вывеску… Ем все, что только попадется мне на глаза, потому что я чувствую, что только от еды пройдет моя болезнь. Устрицы страшно глядят глазами и отвратительны, я дрожу от мысли о них, но я хочу есть! Есть!
Они вскочат, они заорут, они завоют, как
животные, они забудут, что у них есть жены, сестры и матери, они
начнут метаться, точно пораженные внезапной слепотой, и в безумии своем будут душить друг друга этими белыми пальцами, от которых пахнет духами.
— Да, там меня компания дожидается… Журнальчик, батенька, сооружаем… сатирическое издание. На общинном
начале… Довольно нам батраками-то быть… Вот я тут был у купчины… На крупчатке набил миллиончик… Так мы у него заимообразно… Только кряжист,
животное!.. Едемте?